Lenino vaikystė pagal jo bendrasuolio, carinės Rusijos Imperijos ministro Naumovo prisiminimus

Autorius: Толкователь Šaltinis: http://ttolk.ru/?p=22209... 2014-12-02 00:10:21, skaitė 5632, komentavo 1

Иллюстрации — воспоминания детей о Ленине в 1920-х годах.

В 1953 году в Нью-Йорке вышли мемуары царского министра Наумова. В них он в том числе описывает совместную учёбу с Владимиром Ульяновым в Симбирской гимназии. Наумов вспоминает выдающийся ум и трудолюбие Ульянова (будущего Ленина).

Российский эмигрант Александр Николаевич Наумов в 1954—1955 годах издал в Нью-Йорке мемуары «Из уцелевших воспоминаний. 1868−1917 годы». Наумов был из древнего дворянского рода (дворянство предки получили в середине XVI века) и скрупулезно сообщал на страницах своих воспоминаний все генеалогические, матримониальные, мезальянсные и другие подробности жизни и быта своих многочисленных родственников. Эти страницы составляют значительную часть его мемуаров, посвященных первым 50-ти годам его долгой жизни.

Наумов высоко продвинулся по служебной лестнице. Он был членом Госсовета, видным правым политическим деятелем, в 1915−16 годах занимал пост министра земледелия. После 1918 года он эмигрировал из России и поселился в Ницце, прожил за границей долгую и небедную жизнь (до революции он предусмотрительно перевёл в заграничные банки около 200 тысяч рублей, а затем их удачно инвестировал) и скончался 3 августа 1950 года на восемьдесят втором году жизни.

В Самарской губернии сначала его родителям, а потом ему самому принадлежало поместье с 5,2 тысячами десятин земли. Наумов окончил Симбирскую классическую гимназию в 1887 году с серебряной медалью, а золотую получил Владимир Ульянов, с которым Наумов в течение шести лет сидел за одной партой. Интересно, что и Наумов и Владимир Ульянов позже стали юристами (Наумов окончил юридический факультет Московского университета).

Мы публикуем отрывок из мемуаров Наумова, посвящённый Владимиру Ульянову. Иллюстрации в тексте из газет 1920-х годов — как выглядел Ленин в глазах детей того времени.

«Центральной фигурой во всей товарищеской среде моих одноклассников был, несомненно, Владимир Ульянов, с которым мы учились бок о бок, сидя рядом на парте в продолжение всех шести лет, и в 1887 году, окончили вместе курс. В течение всего периода совместного нашего с ним учения мы шли с Ульяновым в первой паре: он — первым, я — вторым учеником, а при получении аттестатов зрелости он был награждён золотой, я же серебряной медалью.

Маленького роста, довольно крепкого телосложение, с немного приподнятыми плечами и большой, слегка сдавленной с боков головой, Владимир Ульянов имел неправильные — я бы сказал — некрасивые черты лица: маленькие уши, заметно выдающиеся скулы, короткий, широкий, немного приплюснутый нос и вдобавок — большой рот, с желтыми, редко расставленными, зубами. Совершенно безбровый, покрытый сплошь веснушками, Ульянов был светлый блондин с зачесанными назад длинными, жидкими, мягкими, немного вьющимися волосами.

Но все указанные выше неправильности невольно скрашивались его высоким лбом, под которым горели два карих круглых уголька. При беседах с ним вся невзрачная его внешность как бы стушевывалась при виде его небольших, но удивительных глаз, сверкавших недюжинным умом и энергией. Родители его жили в Симбирске. Отец Ульянова долгое время служил директором Народных училищ. Как сейчас помню старичка елейного типа, небольшого роста, худенького, с небольшой, седенькой, жиденькой бородкой, в вицмундире Министерства народного просвещение с Владимиром на шее.

Ульянов в гимназическом быту довольно резко отличался от всех нас — его товарищей. Начать с того, что он ни в младших, ни тем более в старших классах, никогда не принимал участие в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого и будучи беспрерывно занят или учением или какой-либо письменной работой. Гуляя даже во время перемен, Ульянов никогда не покидал книжки и, будучи близорук, ходил обычно вдоль окон, весь уткнувшись в своё чтение. Единственно, что он признавал и любил, как развлечение, — это игру в шахматы, в которой обычно оставался победителем даже при единовременной борьбе с несколькими противниками.

Способности он имел совершенно исключительные, обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной любознательностью и необычайной работоспособностью. Повторяю, я все шесть лет прожил с ним в гимназии бок о бок, и я не знаю случая, когда Володя Ульянов не смог бы найти точного и исчерпывающего ответа на какой-либо вопрос по любому предмету. Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно-справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей.

Как только Ульянов появлялся в классе, тотчас же его обычно окружали со всех сторон товарищи, прося то перевести, то решить задачку. Ульянов охотно помогал всем, но насколько мне тогда казалось, он всё же недолюбливал таких господ, норовивших жить и учиться за чужой труд и ум.

По характеру своему Ульянов был ровного и скорее весёлого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден: он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы», и я не помню, чтоб когда-нибудь он хоть немного позволил себе со мной быть интимно-откровенным. Его душа воистину была чужая, и как таковая, для всех нас, знавших его, оставалась, согласно известному изречению, всегда лишь «потёмками».

В общем, в классе он пользовался среди всех его товарищей большим уважением и деловым авторитетом, но вместе с тем, нельзя сказать, чтоб его любили, скорее — его ценили. Помимо этого, в классе ощущалось его умственное и трудовое превосходство над всеми нами, хотя надо отдать ему справедливость — сам Ульянов никогда его не выказывал и не подчеркивал.

Ещё в те отдалённые времена Ульянов казался всем окружавшим его каким-то особенным. Предчувствие наши нас не обманули. Прошло много лет и судьба в самом деле исключительным образом отметила моего тихого и скромного школьного товарища, превративши его в мировую известность, в знаменитую отныне историческую личность — Владимира Ильича Ульянова-Ленина, сумевшего в 1917 году выхватить из рук безвольного Временного Правительства власть, в несколько лет путем беспрерывного террора стереть старую Россию, превратив ее в СССРию, и произвести над ней небывалый в истории человечества опыт — насаждение коммунистического строя на началах III Интернационала. Ныне положен он в своем нелепом надгробном Московском мавзолее на Красной площади для вечного отдыха от всего им содеянного.

Наследство оставил Ульянов после себя столь беспримерно-сложное и тяжкое, что разобраться в нём в целях оздоровления исковерканной сверху донизу сможет лишь такой же недюжинный ум и талант, каким обладал, отошедший ныне в историю, гениальный разрушитель Ленин.

Недавно мне принесли номер газеты «За свободу» от 2 июня 1924 года, небезынтересный для характеристики Ульянова в описываемое мною время. В статье, озаглавленной «Аттестат зрелости Ленина» (подлинный документ, хранящейся в Институте Ленина в Москве), помещен текст протокола о допущении к экзаменам Владимира Ульянова и его аттестат зрелости, а в особом примечании к упомянутому протоколу имеется приписка: «Ульянов и Наумов подают наибольшие надежды на дальнейшие успехи. Оба заявили, что они желают поступить на юридический факультет. Ульянов — на Казанский и Наумов — на Московский».

Кроме того, директор Симбирской гимназии Ф. Керенский написал Ульянову обширную рекомендацию, в которой, между прочим, говорится, что после смерти отца, мать Ленина сама сосредоточила всё свое внимание на воспитании сына. Основой воспитания была религия и разумная дисциплина. Рекомендация Керенского кончается следующей фразой: «Мать Ульянова предполагает не оставлять сына без своего надзора и во время университетских занятий». Эта рекомендация была нужна для того, чтобы Ульянов, после казни его брата Александра, был принят без подозрений в Казанский Университет.

Воистину — «пути Божии неисповедимы»!